Хутор Поланских: исповедь москвича-хуторянина

Рейтинг користувача:  / 0

Деталі

Категорія: Подорож Бахмацьким районом

Опубліковано: П'ятниця, 13 червня 2014, 10:56

В 2011 году выходцы хутора Ополонского собрались на храмовой праздник. В прошедшие выходные у них снова состоялась встреча. Она и послужила поводом рассказать об одном удивительном попутчике...

* * *

Воистину, мир тесен. Три года назад возвращался из столицы, кроме всего имел снимки со встречи выходцев хутора Ополонского. Уже в вагоне стал упорядочивать свою поклажу. Увеличенное фото всей собравшейся хуторской громады привлекло внимание единственного соседа по купе. А когда он прочёл: «…на хуторі Ополонському…» , - оживился в лице.

- Вы имеете какое-то отношение?.. – с явным волнением в голосе обратился попутчик. Оказывается, он один из тех, чей род начинался на хуторе Ополонских. Волей судьбы он оказался далеко от родительских мест, но в душе всегда сохранял мечту побывать в дорогом сердцу уголке.

Родился в Казахстане в годы освоения целинных земель. Но взрослел, учился и долгое время работал в Москве. Сначала уехал туда к своим родственникам, а потом, освоившись и получив жильё, стал полноценным москвичем.

Его повествование увлекло, пожалел, что не прихватил в дорогу блокнот, сколько раз подобные обстоятельства толкали на мысль иметь записную книжку всегда. И вот опять изменил принципу, о чём и сожалел. Правда, кое-что по привычке записал на полях столичных «Фактов», почувствовав, что наш разговор может стать интересным газетным материалом.

Согласно его версии, его деды и прадеды – обрусевшие поляки, жили в Лодзинском воеводстве. В годы Первой мировой, когда стало ясно, что Польша обретёт независимость, и что в России после революции настают новые времена, часть Поланских решили ехать на новую родину. Уж больно привлекательными были идеи большевиков. Главное из обещанного – земля крестьянам. Сначала их путь пролёг на Сумщину. Потом, помыкавшись на Слобожанщине, оказались в наших краях. Окончательно осели в Курени. Обещанную землю получили. Его дед Федор, обученный передовым методам ведения земледелия, ведь Польша к Европе ближе, поставил дело на широкую ногу. Земли получил немало, учитывая подушный её надел, а он имел восьмерых детей. Вскоре стал зажиточным, что и сыграло злую шутку уже через несколько лет, в пору коллективизации. Его «назначили» куркулём, отобрали около десяти коров, несколько лошадей, плуг и прочий инвентарь. Учитывая многочисленность семьи, или с других каких-то соображений, в Сибирь не сослали, а отправили в чистое поле, на заболоченный участок, где Поланские вырыли ямы, в которых и зимовали. Справедливости ради, следует отметить, что один из активистов, по воспоминаниям родителей моего собеседника, «кацап в кожаной куртке и с наганом в кармане» великодушно разрешил несчастным оставить одну из коров. Кормилица перезимовала в наспех смастерённом шалаше-халабуде. Весной дед Поланский отправился к властям с просьбой перебраться на место чуть повыше. Так поселился невдалеке от железной дороги. Со временем стали обживать соседние поля другие раскулаченные.

* * *

Уже из воспоминаний другой представительницы рода Поланских, Любови Михайловны Страшной, которую разыскал в Бахмаче, в девичестве Сипливой, узнал, что и род по её матери тоже был изгнан в эту местность в восьми вёрстах от села. Дед Федор и его братья всегда оставались Поланскими. Его же детям фамилию переозвучили на более привычное для украинцев звучание - Ополонские. Так ими и остались на все годы, дав имя и хутору.

Удар судьбы глава семейства воспринял как испытание Господне, но убивался не очень. Мобилизовал своё многочисленное семейство и принялся обживать новое место. Возвёл избёнку, хлев, погреб, принялся разбивать сад, завёл пасеку и вскорости встал на ноги. Он долгое время оставался неофициальным лидером, вроде бы как председатель сельсовета. К 1933 году здесь уже вырисовывалось начало сельской улицы. Селились не только семьи изгоев, а й куренцы, огороды которых отняли пески. Здесь же на хуторе грунт был плодороднейший. Дед часто бывал в соседних сёлах, прислушивался, что нового готовит «сатанинская власть». Узнав о выкачке хлеба, понял, что этой беды не избежать и хутору. Способ укрыть урожай от активистов-заглотчиков нашёл оригинальный, может быть, неповторимый. Вдоль дворовой тропинки разложил пустые мешки, попинки, ткань и стал выкапывать, акуратно складывая грунт рядом. В образовавшуюся траншею укладывал мешки с зерном. Всё это укрывал землёй и продолжал процес далее. Всё выполнялось ночью. Остатки грунта рассыпал в огороде, так в прилежащей к тропинке траве, не оставалось ни комочка. Дети же бегали целый день, утрамбовывая босыми пятками взрыхлённую тропу, пока она не приобрела первозданный вид. Заглотчики явились со щупами. Обследовали все мыслимые и немыслимые места на усадьбе Поланского. Были уверены – у него хлеб есть. Но никому не пришло в голову искать спасительный хлеб под дорожками. То припасённое зерно спасло от голода не только Ополонских, но и некоторых менее удачливых соседей.

Над селом прокатился и 37-й, а потом настала война, унёсшая жизни многих. Старший Поланский уже в начале 50-х осознал – хутор обречён на исчезновение. И это в пору, когда прибывали новые переселенцы. А потом, со временем, на хуторке выросли школа и клуб, был собственный фельдшерско-акушерский пункт и почтовое отделение, был магазин и животноводческая ферма. Всё это появилось потом. Как мог предугадать мудрый землепашец, что через пятдесят лет на хуторе останутся всего лишь несколько старичков. А тогда, узнав о призыве на освоение целины, настоял, чтобы сыновья отправились в Казахстан. При этом напутствовал: «Главное - получите паспорта, а затем - вольному воля. Сёла захиреют - уходите в города. Там будущее ваших детей». После двух-трёх лет в Казахстане большинство целинников возвратилось на Украину. Родители моего собеседника задержались ещё на несколько лет. А потом он перебрался в Москву, где осел один из дедовых братьев, который тоже был раскулачен, но пытался «качать права» и был сослан на Беломор-Канал. Чудом выжил. Правдой и неправдой пристроился в столице. Так одна веточка рода Поланских-Ополонских оказалась в Москве.

* * *

Мой собеседник как-то путешествовал по Польше. Будучи в Лодзи, разговорился с польским гидом. Тот увлекся услышанным, воспользовавшись какими-то своими каналами, отыскал место возможного пребывания семьи Поланских. И даже нашёл извозчика, согласившегося за умеренную плату отвезти чудного посланца из России. Так отыскалось поселенье Паланское. Ничем неприметная деревушка отличалась от соседних поселений несколькими хатами с привычными украинскому глазу характерными соломенными крышами. В них никто не живёт, но поляки поддерживают их в надлежащем состоянии, используя как объекты зеленого туризма. В одной из избёнок побывал и мой попутчик.

- Даже в Польше разыскал места возможного пребывания моих предков. А вот на Украину, в Ополонское, никак не доберусь. Есть ли там кто-то из моих родственников, кто помнит наших дедов-прадедов? Так хочется подышать воздухом, который вдыхали мои отец и мать, которым дышал дед Федор. Каким-то сказочным видится мне этот хуторок. Хотя давным-давно живу в России, в душе остаюсь украинцем. И в моём воображении предстают хаты, утопающие в белопенных вишневых садах, а дальше всё по Шевченко: «Хрущі над вишнями гудуть…» И вижу девчат, и новую современную панщину, которая называлась колхозом, от которой убегали мои родители…

* * *

Записал телефон собеседника и домашний, и мобильный. Долго хранил титульный листок «Фактов», намереваясь вот-вот ему позвонить. Между прочим, оставил ему и свои координаты, но мы друг друга так и не нашли.

Горел желанием сообщить, что на Святую Тройцу на хуторе соберутся бывшие его жители. Но того злополучного газетного листа так и не нашёл.
Прости меня, москвич-хуторянин, называю его именно так, хотя в Ополонском он, очевидно, так и не побывал.

Борис Бобрышев

• < Попередня
• Наступна >